Ее окна выходили на СТО. Звуки резки железа остро разрывали пространство. Противный звук. Но это был шум труда, кроме того, он дополнял общую мелодию пробуждающейся Одессы. Лай, сирена, гул колес авто, взлетающие и садящиеся самолеты, доносящийся при северном ветре бой колес поездов, кипение стройки на соседней улице, и как смычок по струнам дорог, сонный трамвай. Может быть, для кого-то так звучит ад. Но не для малышки Бэкки.
Бэкки любила города. Деятельная, активная, добродушная. Строители начинали перекрикиваться ровно в семь. Эта стабильность ее радовала. Совсем скоро они догонят ее десятый этаж и она с ними познакомится еще ближе. Тогда, правда, придется что-то накидывать на себя: не хотелось бы чтобы кто-то из них погиб из-за ее форм, которым им захочется дотянутся. Зато приучится к раннему подъему.
Для полуночницы Бэкки семь — очень рано. В пульсирующем городе, где все куда-то едут и что-то делают, Бэкки особенно любила работать свою работу. Бэкки была сводницей. Сводила людей с людьми, компании с клиентами, всякое бывало. Бэкки считала: все в мире сводники. И часто шутила: это она свела кровавую мэри и сельдереевую палочку.
В это утро, среди бурного хора одесской жизни за окном, Бэкки отчетливо услышала детское соло. Мальчиш лет шести вышел в свет. Грозный крик, вызывал умиление:
— Пелестаньте шуметь! Эй, вы, там, пелестаньте шуметь!
Бэкки была уверена: никто кроме нее и еще, может быть, других соседей не слышали этих требований. А уж работники СТО, к кому это явно адресовалось, и подавно. Крик был призван выразить негодование. На большее у него сил не было. И, в принципе, в этом возрасте, и не подразумевалось.
Бэкки подумала: «Это логично и в шесть: нужно выждать паузу тишины, чтобы крик расслышали.» С каждым новым посылом голос был все неуверенней. А когда, на слесари дали передышку, он и вовсе потух.
«Такой малый, а уже готов бузить, и ничего не делать, когда вопрос доходит до дела. — подумала Бекки, делая глоток пряного кофе с любимой, почти круглой, голубой чашки, и чуть не поперхнулась от нелепости, пришедшей в голову, идеи. — А если их свести, что с этого выйдет?» Она торговалась с собой: «Ничего не выйдет. Малышу нечего предложить на СТО. Хотя он может полюбить то, что там происходит и их шум не будет его раздражать.» Бэкки всегда моделировала сделки. Тут сделка, там сделка, чтобы сноровку не терять. Да и нравилось ей связывать две потерявшиеся ниточки в крепкие узлы пользы и взаимовыгоды.
По опыту знала: будь сделка хоть сто раз выгодной всем, без их просьбы — ничего не выйдет. Она могла говорить о работе бесконечно, потому продолжила в мыслях обыгрывать эту ситуацию: «Мальчик, сам того не понимая, выразил, быть может, один из своих первых посылов к внешнему миру. У него родилось желание что-то изменить, или просто отстоять свой интерес и желание. И, вот, он решил попытаться, крикнув в окно.
Тут еще не было конфликта и драмы. Пока, он просто ребенок, его бузение умиляет. Если, когда вырастет, он еще и повзрослеет, то, может, как она, полюбит шум города и будет делать свои дела, менять мир, сводить свои желания с воплощениями и помогать другим. Пока, тут еще не было конфликта и драмы… Пока, это был просто еще один звук в шуме любимого города». — подумала Бекки, допивая свое питательное топливо этого утра.
автор: Катя Ом
Комментарии