Меня зовут Агнешка. Мне двадцать один год. Меня ранили, я умираю. Смерть моя глупа. Усугубить ее нелепость можно, лишь, воспоминанием, как все произошло.
Все началось с шутки. Внимание вышло на первый план ценностей. Значимость
авторских прав возрастала. Наказания за плагиат увеличивались: сначала безумные
штрафы, потом год тюрьмы, потом – пять. Сегодня за подделку дают семь лет неволи.
Должно было сработать! Но «абиббосы» продолжали популяризировать спорт. На использующих
плагиат объявили охоту.
Популярный блогер растрощил поддельный айфон: возмущаясь неуважением к
памяти Стива Джобса. Какая активная позиция! Истеблишмент не упустил шанса привлечь
к себе внимание, повторяя подвиг Леона, (так звали первого разбившего
подделку). Леон запатентовал идею уничтожения пиратского продукта. Спустя полгода
создали фонд Леона, куда публичные разоблачители перечисляли дублон. Средства
шли на разработки открытий и поддержку талантов.
Развлечение по уничтожению плагиата осело в низы, как бывает. В новостях
появились сводки о РАП – рыцарях авторского права: «РАП разгромили очередной
киоск поддельного товара на окраине». Ажиотаж вызывали техника, одежда,
сумочки, украшения. Распознать подлинность не легко. Просьбы показать лэйб
стали бонтоном. Выпячивать ценники - модно. Обидно же видеть гордых
обладательниц подделок. Правительство реагировала вяло.
РАП срывали вещи на улице, если им отказывали показать лэйб. Прилюдно
стыдили, разрывая подделку в клочья. Прохожие аплодировали разоблачителям. Особенно
досталось бабушкам с сумками «Прадо» и косынками «Луи Виттон». Продавцы
"пятых линий" уходили в тень. Еще пару лет и проблема исчерпает себя:
часто бросаемся в крайности в поиске гармонии.
Молодые бренды процветали. Но РАП запросто
подходили и резали куртку, стягивали штаны. Полиция ловила самосудей, но
пострадавшие забирали заявления. Ценность авторского права вознесена, а чувство
вины, так привычно.
И вот, сегодня, «рыцарь» прискакал ко мне.
Ощутив, как с плеча сдернули сумочку, я одёрнулась и ощутила нож в боку. Черед
пару секунд я и убийца опомнились. Он бросил нож. Крикнул что-то о воровке. И
растаял в переулке. Я скатилась по стене, между пальцами у ребер бежала кровь.
Мне было не больно, и я, как-то глупо, смотрела вокруг. Кто-то отошел в сторону
и наблюдал исподволь, кто-то — спешил уйти, оглядываясь. Ко мне подошла девушка,
из соседнего кафе.
— Воровка, воровка.
Загудели прохожие. Новый борец мог прибежать в
любую минуту.
— Уйдите. А то и на Вас набросятся. Вызовите
скорую.
— Уже в пути.
Она
подала воду и продолжила поглядывать за мной из кафе.
Сумка была не настоящей. Я была виновна. Она просто
очень нравилась, но я не платила бы за нее пять тысяч дублонов. Хотя она была
хороша.
Снаружи меня, крови становилось больше. Я поняла: умираю, умираю из-за
сумки, из-за любви к красивой вещи, из-за протеста. «Чем она думала?» — скажут.
А о чем, и чем думают миллионы совершая глупости? Такая смерть глупа, но и
обстоятельства абсурдны! Банальные мысли умирающего: глупая смерть, абсурдная
жизнь… Даже то, что беспокоит в последние минуты — глупо.
Вокруг копошились медики в красных костюмах. Все виделось отстранено.
Они что-то спрашивали, а я, молчала и смотрела пустым взглядом. Не понимала,
чего им, в красных, как моя кровь, одеждах нужно.
Девушка, лужа крови, суетящиеся
люди в красном, а на асфальте рассыпаны цветы молочно-лимонной софоры и от
порывов ветра, с деревьев сыпется цветочный дождь. Лепестки липнут в алой луже —
мерзко и очаровательно одновременно. А
чуть дальше валяется сумка, красный лак кожи, поцарапался о асфальт. Ее
создатель, скорее всего, никогда и не узнает об инциденте.
Кровь истекала, все время и со всех, всю жизнь: медленно, по капельке. В этом мире они — правы, я — виновна. И, все же... Эта сумка была, так красива. А
шрам на лаке ее не украсит. Эта царапина, а не нож — смертельно ранили.
Комментарии