Письмо подали на подносе под соусом:
— Очень важно.
— Что в этот раз устроила эта истеричка?
Это была она, без сомнений. Письма! Нельзя, по-человечески? Письма пишет.
Черт с ней. Разорвал, чуть надорвав внутренность, в которую, она упаковала свою
душу, как ей кажется.
— Бренди.
Ее письма нужно запивать.
«Милый Сюзен. Почему Сюзен ты знаешь. Потому что ты мне, как кузен, но ты не
кузен. Потому ты Сюзен. А еще, порядочный мерзавец. Но я люблю тебя и на этом, покончим
с любезностями.
У меня для тебя огромная новость. ОГРОМНАЯ. Ты, конечно, считаешь: я
преувеличиваю. Но, не в данном случае. Я нашла новое слово. И теперь, все будет
иначе.
Твоя душа. Карен»
Сказал он и скривился. Бренди — мерзость. Послевкусие от напитка — ничто, в сравнении с гадостным чувством бессилия,
перед любопытством. Знаешь: не стоит внимания. Но разъедает покой. Слово она
нашла. Сказала не для повода встречи. Вправду нашла и натерпелось разделить.
Непредсказуемое, глупое, бесполезное ощущение завладело им, как при знакомстве
с ней. Она — капля хаоса в мире налаженных часов. Маленький шарик, что красиво
катался по циферблату. Ненужный, самый нелепый элемент в часах. Но на него
смотрел он, а не на убегающие стрелки.
Психованная истеричка. Помешенная идиотка. Но его. Он позволял проникать ее
безумию в его жизнь. Каждый раз, он был счастливо зол. Снова не к месту, не
вовремя. И это постоянство нестабильности дарило радость.
Уже после слов «это срочно» — знал, что будет дальше.
И как только она вынудила самого спокойного дворецкого в мире на это «срочно»? Ее попытку суицида он известил спокойным шагом:
— Карен, при смерти.
Он заражён ее безумием. Нужно противоядие: съесть кусочек этой кобры.
— Идите Вы к черту.
Сказал он планам и, бросив плащ на
плече, вышел на улицу.
С ним случилась осень. Еще теплая, но уже проникающая под одежду и
обнимающая все тело воздухом. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, и смачно
сплюнул.
Она давно не писала.
Цветы. Без цветов к ней нельзя. Такой простой пустяк и она рада. Она утверждает,
что питается ими. И никаких вазонов. Декаданс. Из уважения к последним минутам
жизни прекрасного, ты должен, не хочешь, а должен миру, наслаждение от этой
красоты. Вот в этих последних вздохах очарования она черпала силы. Все чем ты
можешь помочь умирающему цветку — это любоваться им.
Заучил эти реплики. Ими она пафосно
дурманила, новых проходимцев. Кажется, слышал у них щелчок момента влюбленности.
Карен или любишь, или списываешь навсегда. Она дурачиться, играет. Случается, откровенно
говорим. Это она для контраста.
Под мышкой букет салатовых гвоздик — редкая удача. Быстрый шаг через две
ступеньки. Звонок в дверь.
— Чего тебе нужно Дарен?
— Открывай!
—Прелесть, они же салатовые!
Поцелуи, объятия. Иногда он приходил без цветов. Что бы не стать привычкой.
—Карен, твою мать! Письма?! Письма! Карен!!!
—Ты, о чем? А, об этом.
—Не корчи из себя дурочку.
— Нет, ну ты, послушай. Я все
поняла. Я нашла то самое слово, которого мне так не хватало.
— Да, что ты говоришь?! Слово?
В перестрелке фраз, она снимала с
него рубашку. Выдернула, как ловкий жонглер, ремень и бросила его. Он змеей
обвил вазу и с грохотом свалился с ней в обнимку на пол. Карен уже была без
платья. Дарен знал все его завязочки. Наряд скрывал все тело, но одним жестом она
оголялась. Они шли в сторону ближайшей горизонтальной плоскости. Дарен схватил
ее за бедра, резко развернул. Укусил в шею, и пару раз, погладил нежные губы. Затем,
делал все, чего его душа желала. А душа желала Карен.
Горячо дыша, она стонала, без фальши. Карен была безумна, но она не врала.
Никогда. Передумать она могла, как случилось, когда уже собралась покидать мир.
Но потом, видимо, увидев ангела в темном туннели, решила: «у меня должен быть в
точности такой маскарадный костюм, на эту вечеринку». И она вернулась с щебетом
как ни в чем не бывало. «Ну передумала, что ты хочешь?»
Потом они сползали на пол. И валялись так, пока она не вскакивала:
— Есть хочу.
— Куда пойдем?
— В Ванкувер
— Опять?
— Я там пела, когда только приехала в город. Это место первое полюбило
меня. Первое пригрело мою …
— Твою чудовищно соблазнительную задницу. Да, да, помню. Мы идем в
Ванкувер.
Иногда казалось, что в этом безумии и хаосе нет ни капли спонтанности. Все
было предопределёно. И даже в этом был шарм ее безумия.
— Так что, все-таки, за слово ты нашла?
— Дарен, я тебя разочарую. Все просто. Приготовься, сейчас будет монолог.
Можешь пить, глазеть, вон та тех красоток, и не слушать меня. А я расскажу.
Потому что ты мне как…
— Как кузен. Да-да. Еще бренди.
— Так вот. Бывало, что засыпаешь с чувством счастья и победы? — не
дожидаясь ответа, продолжала — Но редко,
когда с ним же просыпаешься.
Я сложена из слов. Это инструмент,
которым подкручиваю, как ключом, гайки своего мира. Некоторые мне подарили
дома. Другие подобрала случайно, как каштаны, которые падают в сумку глухим
«гоп». Некоторые приходиться выпалывать, как это твое — "безумная". Но больше всех
ценю те, что тщательно искала. Они дают опору, потенции и векторы. Они гири на весах. Они складывают суть.
Помнишь, что дало мне прежнее, которое искала лет пять назад?
— Да, ты стала решительней с тех пор. Наворотила, после этого твоего «смелая».
Что же ты нашла в этот раз?
— Знал бы ты, как это искать одно только слово! Слово, которым хочешь
описать себя. Которое хочешь слышать себе в след.
И вчера, я просто любовалась одной девушкой и, как таком
ударило, — вот же оно! То самое, что будоражит перспективами.
Теперь перемены неизбежны. Они уже начались — задним числом, словно новым
цветом, раскрашиваю пройдённое. Вспоминаю,
как пересекалась с ним, но не замечала. Начинаю видеть в новом спектре, через
это слово. Наслаждаюсь. Оно теперь
всюду! Твоя Карен станет прекрасней. Но нужно освоиться.
— Карен, сколько можно, ты и так прекрасна. Что за слово ты, конечно же, не
скажешь.
— Дарен. Ты сам скажешь, когда я вернусь.
— Что? Карен — ты сумасшедшая.
— Нет, это не то слово, это у меня уже есть.
— Я просто хочу, что бы ты заметил разницу. Ты будешь судить: вышло у меня
вырастить его в себе или нет. Дарен, знал бы ты как это годами искать одно
только слово. Одно слово, понимаешь?!
Он достал чековую книжку, нарисовал на ней несколько нулей и передал ей:
— Это на освоение нового слова. Черкни пару своих слов, как-нибудь.
— Может быть, может быть — сказала, не глядя сворачивая чек в лифчик.
Она не уедет. Нет, точно уедет.
Но вернется. Потому что — самая ответственная, и честная, безумная в мире. Как он
любил эти игры.
— Ну, что ж. Спасибо за огромные креветки. Я пойду. И, пожалуйста, не
вздумай жениться— это пошло.
— Карен – ты безумна.
—Знаю, Дарен, и мне это приелось. Посмотрим, что ты скажешь в следующий
раз.
автор картины Брент Линч
Комментарии